Так начинался «Исток»

Все статьи на QRZ.RU Экспорт статей с сервера QRZ.RU Все статьи категории "Наша история"

Рудольф Попов

Статья получена от Виталия Колесникова из Серпухова

4 июля 1943 года было принято постановление ГКО (Государственный Комитет Обороны) о создании Совета по радиолокации. Это было историческое решение, определившее дальнейшее развитие радиолокации в нашей стране. Среди мероприятий по производству радиолокационных станций было предусмотрено создание ряда предприятий по выпуску комплектующих для них изделий. В их число входил и наш НИИ–160 с опытным заводом. Институт должен был разрабатывать и изготавливать электровакуумные приборы для РЛС. 4 июля 1943 года считается днем рождения «Истока».

Редакция газеты «За передовую науку» начинает публиковать материалы, связанные с историей нашего предприятия.

Через 3 года нам будет 60 лет. Всех, кто трудился и трудится на «Истоке», просим присылать свои воспоминания и другие материалы в нашу газету.

С этого номера мы начинаем печатать статьи Р. Попова под общим названием «Так начинался «Исток», которые основаны па воспоминаниях сотрудников предприятия А. Г. Мишкина, М. Х. Сергеева, В. И. Бацева, М. Черняка, В. А. Смирнова и др., а также на документах и материалах, хранящихся в музее истории ГНПП «Исток».

1. Эвакуация

Конец октября 1941 года в Подмосковье был по–летнему теплым. А в начале ноября пошел снег. Он падал большими хлопьями, которые в свете фонарей как белые бабочки скользили вниз, опускаясь на землю, железнодорожные платформы, на стоящие на них наспех сколоченные ящики, станки, бочки, мешки. Из приоткрытых дверей теплушек пробивался слабый свет керосиновых фонарей. Состав, состоящий из нескольких платформ и товарных вагонов, одиноко стоял в ночи. Ждали «кукушку», которая потащит вагоны до Мытищ, а там их прицепят к основному эшелону, отправляющемуся в эвакуацию на восток.

Со стороны невидимого леса раздался гудок паровоза, луч прожектора еле–еле пробивался через пелену падающего снега. Натужно пыхтя, он подкатил к составу. Стоящие у вагонов люди, отъезжающие и провожающие, засуетились, стали прощаться. Слезы, последние напутствия… Придется ли еще увидеться? И тех и других ждала полная неизвестность. Паровозик, дав три длинных гудка, медленно тронулся. Колеса застучали на стыках все чаще и чаще. Люди стояли у дверей, пытаясь рассмотреть в темноте корпуса родного завода. Так закончилась начавшаяся в 1933 году история фрязинского завода «Радиолампа».

По заснеженной территории бывшего завода № 191 (этот номер был присвоен заводу «Радиолампа» перед войной) шел Владимир Александрович Смирнов. На заводе он работал с 1938 года, занимал ряд ответственных должностей в отделе капитального строительства. Начальником этого отдела был Николай Александрович Жук, бывший директор завода «Светлана», считавшегося одним из лучших предприятий страны, которым он руководил с 1933 года. Но в 1936 году по объективным причинам «Светлана» не выполнила годовой план. Для того исторического периода не было ничего необычного в том, что дело со срывами производства на заводе «Светлана» в какой–то момент приобрело новую окраску и было связано с вредительством. В начале 1938 года Н. А. Жук вместе с бывшим главным инженером завода С. А. Векшинским и секретарем парткома В. Шутак был арестован. Все обвинения были сняты только в конце 1939 года. Но Николай Александрович не вернулся на родную «Светлану», его отправили в «ссылку» во Фрязино. Здесь опытный руководящий работник электровакуумной промышленности становится заместителем директора завода № 191 по капитальному строительству.

В 1939 году на фрязинском заводе было завершено (по проекту американской фирмы RCA) строительство корпуса для производства серии металлических радиоламп. Все склады к тому времени были забиты закупленным американским оборудованием. Сроки его монтажа постоянно срывались. Как обычно в такой ситуации, в Наркомате авиационной промышленности, в составе которого был завод № 191, и в ЦК ВКП(б) встал вопрос об укреплении руководства завода. На должность нового директора обсуждались две кандидатуры: Н. А. Жука и начальника оксидного цеха завода М. X. Сергеева. Учитывая недалекое прошлое Жука, предпочтение отдали Сергееву. В июле завод «Светлана» эвакуируется из Ленинграда в Новосибирск. А в сентябре Жук назначается директором вновь организованного на базе «Светланы» электролампового завода № 617. Помощником директора по капитальному строительству завода 191 назначается В. А. Смирнов.

Владимир Александрович шел вдоль опустевших корпусов завода, в которых еще совсем недавно кипела напряженная работа — заготавливали детали и узлы на 200–250 тыс. радиоламп с таким расчетом, чтобы по прибытии на место эвакуации через месяц или полтора организовать их выпуск. 12 линеек по производству металлических ламп производительностью в одну смену порядка 50000 штук работали на полную мощность. Теперь все они демонтированы и отправлены на восток. Заместителю директора по строительству больно было смотреть на присыпанные снегом траншеи, в которых еще в июле–сентябре укладывали и сваривали 300–мм трубы теплового отопления, а в октябре их пришлось разрезать, вынимать из подземных каналов и отгружать в Ташкент. В цехах демонтировали кабельные сети, сдирали со стен проводку — все это могло пригодиться для организации производства на новом месте.

И вот все кончилось. Кончились напряженные дни, когда фактически полные сутки шел демонтаж оборудования. Вагоны утеплялись, оснащались нарами, скамьями, печками. Люди спали по 2–3 часа, и вместе с ними — отвечающий за эвакуацию В. А. Смирнов.

Когда 30 сентября немцы силами группы армий «Центр» начали наступление на Москву, никто не думал, что к началу октября начнутся бои всего в 100 км от столицы — под Можайском и Малоярославцем. 10 октября Государственный Комитет Обороны постановил перебазировать из Москвы и Московской области все основные предприятия, производящие боевую технику, вооружение и боеприпасы. Началась массовая эвакуация оборудования и людей на восток. К концу 1941 года из Москвы и Московской области была вывезена в глубокий тыл большая часть оборудования 498 крупных предприятий, среди них — 40 заводов электротехнической промышленности.

Кто–то из чиновников в наркомате додумался до такого проекта эвакуации фрязинского завода: полностью его демонтировать и вывезти частями в Уфу, Красноярск и Оренбург. Причем основные и вспомогательные цеха при этом разрывались так, что ни в одной точке наладить производство электровакуумных приборов было невозможно. Руководство завода не согласилось с таким решением. Дело дошло до ЦК партии. Там признали доводы дирекции завода убедительными, в результате чего было вынесено новое решение правительства, в котором предписывалось эвакуировать завод полностью в г. Ташкент, выделив в Уфу часть оборудования, по усмотрению директора, с возможностью организации там в дальнейшем производства осветительных ламп.

Владимир Александрович услышал гул летящего самолета. Его не было видно за темными серыми облаками. С начала войны фрязинцы опасались налетов немецкой авиации. Были приняты меры по светомаскировке, созданы специальные отряды по ликвидации последствий бомбардировок. Особенно запомнилась ночь с 21 на 22 июля, когда был совершен первый налет на Москву. Тогда со стороны Москвы доносился непрерывный гул канонады, а в небе шарили сотни лучей прожекторов. Фашистским самолетам не удалось тогда прорваться к столице. Было сделано еще несколько попыток, но все закончились полным провалом. Над Фрязино изредка пролетали одиночные самолеты, но бомбежек не было.

Начиная с 10 октября постепенно останавливались цеха, и где–то к концу октября производство радиоламп было прекращено, но завод продолжал жить. В одном из корпусов работала бригада под руководством начальника инструментального цеха Николая Николаевича Кунавина. Ей удалось приспособить американский автоматический пресс, предназначенный для изготовления колб металлических радиоламп, под производство детали ручной противотанковой гранаты (РПГ). Если бы фирма «Ватербюри» — поставщик пресса — узнала, для чего используют русские умельцы их сложнейшее оборудование, то схватилась бы за голову — такой пресс невозможно переналадить под изготовление другой продукции. Но сотрудники цеха не знали этого. С большими трудностями им удалось приспособить пресс и начать выпуск необходимых для фронта деталей. Пресс работал по 24 часа в сутки и за это время выдавал по 56 тысяч изделий. Из Москвы приезжали специалисты посмотреть на такое чудо.

Через оконные проемы ветер заносил в цех осенние листья, они кружились над спящими прямо на столах рабочими, над залитым с головы до ног разбрызгивающейся эмульсией парнем, с напряжением вслушивающимся в ритм работающей с оглушительным шумом машины. Его рука крепко сжимала рукоятку останова пресса, чтобы мгновенно остановить его в случае необходимости. Из цеха через оконные проемы уже вытащили все оборудование, а пресс продолжал работать. Но пришла и его очередь отправиться в далекий Новосибирск.

Эвакуация завода заняла полтора месяца. За это время было отгружено более 1,5 тыс. вагонов с оборудованием и материалами и отправлено около 100 вагонов с рабочими и служащими и их семьями (до 2000 человек). 1 декабря ушел последний эшелон. Вслед за ним отправились в Ташкент директор завода М. X. Сергеев и гл. инженер А. А. Сорокин. В. Смирнову было дано указание завершить, по возможности, консервацию оставшегося энергетического хозяйства и не позднее 10 декабря тоже выехать в Ташкент.

5 декабря во Фрязино пришло несколько машин с фронта. Среди солдат были бывшие рабочие завода «Радиолампа». Они приехали за радиолампами СО–243 для миноискателей. Были организованы поиски. Удалось найти около 10 тыс. штук ламп, которые в эвакуационной спешке не успели отправить по назначению.

6 декабря советские войска перешли в контрнаступление под Москвой. В газетах и по радио не было сообщений о начавшемся наступлении. Владимир Александрович готовился вместе с семьей к отъезду в Ташкент. Но судьба распорядилась иначе.

12 декабря в 22 часа по радио было передано сообщение Совинформбюро о провале немецкого плана окружения и взятия Москвы. На следующее утро на завод приехали зам. Наркома электропромышленности Ветров и начальник Главка Курицын. Они сообщили, что есть решение Правительства прекратить эвакуацию московских предприятий. В. А. Смирнову было приказано отменить отъезд в Ташкент и начать подготовку к восстановлению завода.

2. Связь — залог победы над врагом

В первой части (см. «За передовую науку» № 41) было рассказано об эвакуации фрязинского завода № 191 («Радиолампа») и о том, что после сообщения Совинформбюро 12 декабря 1941 г. о провале немецкого плана окружения и взятия Москвы на завод приехали представители Наркомата электропромышленности (НКЭП), которые сообщили о принятом решении восстановить 191 завод. На первый взгляд несколько удивляет такая оперативность (немцы были отброшены всего на каких–то 100 км). Например, решение ГКО о восстановлении Московского автомобильного завода (ЗИС) было принято только 6 января. А ведь этот завод с началом войны давал фронту минометы, автоматы, снаряды, мины, детали реактивных снарядов для знаменитых «Катюш». Значит, были какие–то веские основания для скорейшего налаживания производства радиоламп.

В конце декабря 1940 года в Москве состоялось совещание высшего командного и политического состава Красной Армии. На нем присутствовали руководящий аппарат Наркомата обороны и Генерального штаба, командующие, члены военных советов и начальники штабов военных округов, армий, командиры некоторых корпусов, дивизий — всего более 270 человек.

Напряженная обстановка в Европе потребовала от руководства страны предпринять дополнительные меры по обеспечению безопасности Советского Союза и укреплению его Вооруженных Сил. Война с белофиннами 1939—1940 гг. вскрыла крупные недостатки в подготовке и боеспособности РККА. Для совещания по заданию Наркома обороны было поручено разработать 28 докладов по самым актуальным проблемам военной теории и практики.

Начальник Управления связи генерал–майор Н. И. Гапич внимательно слушал выступающих. Его доклад о состоянии связи в Красной Армии не посчитали актуальным, и поэтому он ждал, что кто–нибудь из докладчиков затронет эту тему. Но пока о проблемах связи упоминалось вскользь и мимоходом. Чувствовалось недопонимание ее роли в современной войне. Да и сам Гапич еще не полностью осознал, что успех боевых действий зависит не только от поражающей способности оружия, даже если она практически не ограничена. Это еще не является решающим фактором боевой мощи. Только при наличии качественного информационного обеспечения органов управления Вооруженных Сил можно говорить об эффективности военной структуры.

В предвоенные годы в Красной Армии отдавалось предпочтение линейной (проводной) связи, для радио отводилась вспомогательная роль. Но в условиях будущей войны при громадном насыщении поля боя войсками, артиллерией, танками, автомашинами организация проводной связи является делом очень сложным. В целях предохранения от обрыва значительную часть проводов необходимо прокладывать в земле. Это нужно и для того, чтобы сохранить проводную связь от разрушения авиацией противника авиабомбами и специальными устройствами типа «кошка».

На трибуне командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков. Он говорит: «В связи с массовым применением технических средств управление войсками значительно усложнилось, но количественное и качественное развитие беспроволочных средств связи в свою очередь дает полную возможность командованию всех степеней иметь в своих руках постоянное, твердое управление войсками». Еще определеннее высказался начальник Разведывательного управления генерал–лейтенант Ф. И. Голиков: «В отношении средств управления я хочу подчеркнуть, основываясь на опыте Запада и особенно — немецком опыте, что в нашей армии нужно сделать решительный поворот в сторону массовой радиофикации. Мы должны основной упор делать по линии развития средств связи на радиофикацию, а не на линейную связь, с применением для войск портативной радиоаппаратуры». И уже в самом конце совещания выступил Т. Т. Хрюкин, генерал–майор авиации, заместитель генерал–инспектора ВВС Красной Армии, которого даже не было в списках участников совещания. Он высказался более категорично: «Очень большое значение имеет радиосвязь наземного командования с авиацией. Ее нужно иметь авиационному командованию и наземному. Связь необходима, а как таковая она у нас даже по штату отсутствует. Сейчас связь должна быть обязательна и именно радиосвязь. Это самое главное».

До начала Великой Отечественной войны оставалось всего полгода. Что можно было сделать за такой короткий промежуток времени, когда отечественная радиопромышленность располагала всего несколькими заводами, из которых только 5 были основными? Эти заводы работали на армию, радиовещание и гражданскую связь. Радиосвязь в гражданской сфере использовалась главным образом для передачи на большие расстояния, для чего создавались сверхмощные радиостанции. На местах разворачивалась дорогостоящая проводная радиосеть с репродукторами (такая сеть была создана только в двух странах: СССР и Германии). При этом выпуск бытовых радиоприемников для страны с двухсотмиллионным населением составлял всего 140 тыс. штук в год. В армии применение радиостанций для связи с войсковыми подразделениями, с самолетами и танками было весьма ограниченным. Так, в Московском военном округе на 1 января 1940 года радиостанции стояли только на 43 самолетах из 583. В танковой роте радиостанцией был снабжен только командирский танк. Вот что мы имели к началу войны. Радиосвязь Генштаба была обеспечена радиостанциями только на 30%. Приграничный Западный военный округ располагал радиостанциями на 27%, Киевский военный округ на 30%.

Грянула война. Авиация противника, вооруженная специальными бомбами для разрушения узлов и линий связи, буквально висела над магистралями телеграфно–телефонных линий. Отдельные самолеты противника часами кружили над пунктами, в которых сходились постоянные линии, не позволяли вести работы по их восстановлению и даже преследовали отдельных связистов. Частые нарушения телеграфно–телефонных связей ставили управление войсками в очень тяжелое положение.

Вот как описывает первый день войны Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский: «Вскоре дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк… Лишь к 10 часам каким–то путем на несколько минут удалось получить Луцк. Один из работников штаба армии торопливо сказал, что связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно. Почти к этому же времени удалось получить сведения, что Киев бомбили немцы. И тут же связь опять нарушилась. С командованием округа связаться никак не могли. От него за весь день 22 июня — никаких распоряжений… Всю информацию пришлось добывать самим… Но далось это дорогой ценой: многие штабные офицеры погибли, выполняя задания».

Однако в сложной и чрезвычайно тяжелой обстановке первого этапа войны многие командиры не всегда умели целесообразно использовать для управления войсками имеющиеся в их распоряжении радиостанции. В ряде частей и соединений появилась пресловутая «радиобоязнь», кое–кому казалось, что противник обстреливает и бомбит штабы только потому, что в местах их расположения работают радиостанции. В таких частях радиостанции или совсем не работали, или развертывались на чрезвычайно большом удалении от командных пунктов.

Дорого стоила недооценка радиосвязи. Именно этим можно объяснить поражение наших войск в первый период войны. Выведенные из строя в результате диверсий или бомбардировок воздушные линии связи, наличие в войсках радиостанций, которые работали только в стационарном режиме, отсутствие разработанных методов применения радиосвязи в условиях современной войны — все эти обстоятельства обусловили главный недостаток первых дней войны: отсутствие надежной связи штабов с войсками. Но к чести командования Красной Армии, оно весьма оперативно отреагировало на создавшуюся ситуацию. 23 июля 1941 года был издан специальный приказ Народного комиссара обороны «Об улучшении работы связи в Красной Армии», в котором отмечалось, что «неудовлетворительное управление войсками в значительной мере является результатом плохой организации работы связи и в первую очередь результатом игнорирования радиосвязи как наиболее надежной формы связи». Приказ требовал «под личную ответственность командиров и комиссаров частей и соединений немедленно обеспечить полное использование радиосредств для управления войсками…» Но этих средств катастрофически не хватало. Неукомплектованность войск радиостанциями достигала 40–45%. Стрелковая дивизия имела только 22 радиостанции (к концу войны их было 130).

Маршал авиации трижды Герой Советского Союза А. Покрышкин вспоминает: «Нам, летчикам, особенно понятна роль радио в военном деле. На фронте мне не раз приходилось сожалеть, что в первые два года войны на наших самолетах–истребителях было мало радиостанций. В воздухе мы становились как бы глухонемыми. Нам был доступен лишь один способ «переговоров» — покачивание крыльями. Насколько больше наши летчики одержали бы побед, имей они возможность в нужный момент послать в эфир слова, предупреждающие товарища об опасности, указывающие ему цели».

Первые танковые радиостанции типа «Север» были выпущены на заводе им. Козицкого в Ленинграде в июле 1941 г., примерно за полтора месяца до начала блокады. Выпуск был вновь освоен в декабре 1941 г., когда завод, включая цех, где выпускались станции, был эвакуирован на восток. Небольшое количество станций не могло решить проблему связи между танковыми подразделениями, поэтому они довольствовались «дедовским» методом подачи радиосигналов. Например, радист пишет азбукой Морзе «40» — это значит, все направо, «20» — все налево, «50» — все кругом и т. д.

Для ликвидации создавшегося положения в области радиосвязи необходимо было предпринять экстренные меры по развитию радиопромышленности. Для расширения выпуска средств связи были эвакуированы на восток заводы, производящие радиоаппаратуру. Началось строительство новых радиозаводов. К концу войны количество предприятий, выпускающих радиоаппаратуру, почти удвоилось. Помимо этого научными организациями изыскивалась возможность замены сложных средств связи на более простые. Было налажено производство радиостанций из радиодеталей широковещательных приемников, взятых у населения. Авиационные станции приспосабливались под танковые и т. д. Всего к началу войны промышленность поставляла войскам примерно 35 типов радиостанций. Для них только фрязинский завод выпускал ежемесячно несколько сот тысяч радиоламп более чем 20 типов. В первый период войны в результате эвакуации заводов электротехнической промышленности выпуск нужных фронту радиоламп прекратился. Основные поставщики этой продукции обустраивались: ленинградская «Светлана» — в Новосибирске, фрязинская «Радиолампа» — в Ташкенте и Уфе. Им еще предстояло выйти на полную мощность. А радиолампы были нужны сейчас, сию минуту. Вот поэтому, как только позволили обстоятельства, и было принято решение о скорейшем восстановлении завода № 191 во Фрязино.

3. Восстановление

В кабинете директора эвакуированного завода № 191 за длинным столом для заседаний сидели двое: по одну сторону — зам. директора по строительству, ответственный за эвакуацию завода В. А. Смирнов, напротив него — исполняющий обязанности главного инженера и по совместительству главный механик несуществующего пока завода С. А. Чупряков. Вместе они пытались наметить первоочередные объекты, подлежащие восстановлению. Было холодно, отопление не работало. Не спасали даже тулупы и валенки. Зима 41—42 года была суровая. Но несмотря на сорокаградусный мороз надо было начинать возрождать завод.

Докладывал Чупряков: «В малой котельной с наступлением холодов два котла держатся под небольшим давлением. Восстановительные работы главным образом надо вести по наружным и внутренним коммуникациям, которые заморожены, много труб и батарей полопалось». Смирнов, делая пометки в блокноте, слушал внимательно, не перебивая. Чупряков продолжал: «На насосной станции оборудование было полностью демонтировано, необходимо достать хотя бы два компрессора и пару насосов и восстановить линию снабжения водой, так как она вся порезана. На стекольном заводе в одной из печей оставили стекло, и оно застыло. Ремонта требуют горшковые печи, а также ванная печь, но нет огнеупоров. Для печей надо добывать мазут, сейчас нет ни килограмма».

Список неотложных мероприятий был длинным, и они засиделись допоздна. «Завтра соберем оставшихся специалистов, — сказал Смирнов, — и будем решать, как выходить из создавшегося положения. Конечно, все скажут, что нужны трубы, кабели, провода, изоляторы и много еще чего. Но сейчас нам никто ничего не даст. Надо будет выкручиваться собственными силами. К сожалению, снега много, придется раскапывать оставшиеся свалки, глядишь, что–нибудь и найдем. Ну а в дальнейшем, думаю, Наркомат нам поможет».

2 января 1942 года СНК СССР принял решение о возврате на восстанавливаемый завод во Фрязино части оборудования, эвакуированного в Ташкент и Уфу, а также некоторых технических специалистов. Обязанности директора завода были возложены на В. А. Смирнова. Какое–то время, пока разбирались с банком, поставщиками и потребителями, завод проходил под № 191а, позднее ему присвоили номер 747. Был объявлен прием рабочих. У проходной завода выстроилась очередь в несколько сот человек, главным образом женщины, подростки и молодежь. Но заводу крайне нужны были специалисты, способные разобраться в сложном заводском хозяйстве.

Холодный ветер гнал снежную поземку по 12–й линии Васильевского острова. Блокадный Ленинград казался вымершим. Длинная очередь за хлебом жалась к серой стене. Многие из стоявших, ослабев от голода, выходили на улицу лишь для того, чтобы получить по карточкам свою пайку. В течение сентября–ноября нормы выдачи основных продуктов питания снижались 5 раз. С 20 ноября были введены самые низкие нормы хлеба за все время блокады — 250 гр. рабочим и 125 гр. служащим и иждивенцам. С этого дня в Ленинграде наступил период голодной блокады. Вдоль очереди, внимательно вглядываясь в лица, шла женщина. Вот она подошла к высокому, худому мужчине. «Слава Богу, что Вы еще живы, — сказала она, — Вас разыскивает директор нашего завода. Он передал Вам записку». Мужчина снял варежки и развернул записку. «Товарищ Мишкин, — прочитал он, — если Вы еще в состоянии двигаться, прошу Вас придти сегодня на завод. Восканян».

«Воскан Агабекович, — как вспоминает Ахмет Галиевич Мишкин, — встретил меня, как всегда, радушным и шутливым тоном: «Герой! Все же дошел». Осведомившись обо мне и членах моей семьи, он перешел к главному. «Государственный Комитет Обороны, — сказал он, — постановил восстановить фрязинский радиоламповый завод. Сейчас комплектуется бригада из оставшихся на нашем заводе специалистов для отправки самолетом в Москву. Вам, как технологу по приемно–усилительным лампам, предлагается вылететь в первую очередь».

17 января около 10 часов утра с военного аэродрома, находящегося в пригороде Ленинграда, вылетел транспортный самолет. На его борту находилось около 20 человек — специалисты завода «Светлана» с семьями. В московском аэропорту грязных, голодных, еле державшихся на ногах ленинградцев встретили представители Моссовета, Московского горкома ВКП(б) и врачи. Все они были крайне удивлены, увидев перед собой живые скелеты, обтянутые желтой кожей.

В течение нескольких дней из Ленинграда было эвакуировано еще несколько групп. После прохождения в стационаре курса лечения (в течение 25–30 дней) ленинградцев распределили между тремя организациями: завод № 191а (поселок Фрязино), Московский электроламповый завод (МЭЛЗ) и специальная лаборатория приемно–усилительных ламп, организованная на заводе № 465, созданном по решению ГКО от 10 февраля 1942 года для производства радиолокационной техники. Начальником лаборатории был назначен В. И. Егиазаров (в дальнейшем с его именем будет связана одна из страниц истории нашего предприятия).

Во Фрязино были направлены: Астрин В. А., Евтифеева Е. С., Любимов М. Л., Квасникова Л. Н., Квасникова В. Н., Мишкин А. Г., Баранов С. В., Григорьева В. В. и др. Всего около 25 человек.

Постановлением ГКО завод № 191а обязывался поставлять фронту 8 типов радиоламп: для миноискателей (СО–243), для приемных радиостанций (УБ–107, УБ–110, СБ–112, СБ–147, 6П3), для передающих радиостанций (средне–генераторные лампы ГУ–4 и ГКЭ–100). Выпуск этих крайне необходимых для Управления связи Красной Армии, танковой и авиационной промышленности радиоламп надо было наладить в самое короткое время.

А. Г. Мишкин, назначенный главным технологом и начальником технического отдела завода, вместе с его директором В. А. Смирновым и исполняющим обязанности главного инженера С. А. Чупряковым обходили территорию завода. Было начало февраля. Зима во всю лютовала. В компрессорной, котельной, насосной станции и др. объектах велись работы. Но людей и материалов катастрофически не хватало. Мертвыми стояли корпуса цехов.

Хотя постановление СНК СССР предусматривало возврат части эвакуированного оборудования, пока его не было. Принимая во внимание невозможность за короткое время задействовать хотя бы некоторые из пустующих корпусов, было принято решение организовать производство радиоламп в красном кирпичном здании № 14 (бывшая фабрика Капцова). По иронии судьбы именно здесь начинался завод «Радиолампа» в 1934 году. Предстояло на площади примерно 5000 кв. м разместить несколько основных и вспомогательных цехов.

В Московском партийном архиве сохранился протокол заседания бюро Щелковского ГК ВКП(б) № 117 от 17 февраля 1942 г.:

«Слушали: «О восстановлении завода № 191а», докладчик директор завода В. А. Смирнов».

В решении бюро отмечалось, что «восстановление завода идет неудовлетворительно. Сроки монтажа и пуска завода, установленные НКЭП, не выдержаны. В стекольном цехе восстановлена только одна печь, да и та по вине руководства завода не работает. Цех не обеспечен для выполнения программы сырьем, материалами, а также квалифицированной рабочей силой. Не выдержаны сроки монтажа газового завода. До сих пор нет еще ясности о ходе отгрузки оборудования из Уфы и сроках его получения.

Постановили:

1. К 25 февраля закончить все подготовительные работы для установки оборудования одной линейки для производства малогабаритных ламп и к 1 марта — для установки двух линеек для ламп ГУ–4 и ГКЭ–100.

2. В связи с крайне тяжелым финансовым положением завода, что является тормозом в его восстановлении, просить НКЭП принять меры к ускорению юридического оформления завода, а также до установления заводу уставного фонда выделить необходимые оборотные средства».

Иногда принять решение значительно проще, чем его выполнить. Восстановительные работы велись без проектов и чертежей, так как не было людей и времени для проектирования и согласования. «Все технические вопросы решались коллегиально на местах: директором завода, главным инженером, нач. технического отдела и главным механиком. Связи с наркоматами и ведомствами были разорваны. Трудности возникали ежедневно. Все работы основывались на инициативе и доверии к людям. Эффект от этого был очень большой. Восстановление завода потребовало большого напряжения сил, находчивости и выдумки». (Из воспоминаний А. Г. Мишкина).

К началу марта были введены в строй основные энергетические объекты: котельная, насосная станция, компрессорная, газовый завод, стекольный завод, электроподстанции и др. В производственных цехах в основном была закончена разводка газа, воздуха, электроэнергии и воды. На полу мелом были размечены площади под будущее оборудование.

18 марта во Фрязино прибыл из Уфы первый эшелон — пять вагонов с технологическим оборудованием.

В шестом вагоне приехали десять бывших специалистов завода 191: Самойлов А. К., Паскин Н. К., Марченко Н. И., Солдатова К. Я., Петрова К. А., Иванов А. Н., Валуев Г. А., Безруков И. М. и электромонтеры Новожилов и Марченко. Эшелон вышли встречать несколько сот человек. Участок подъездных путей от товарной станции Фрязино до завода был засыпан толстым слоем снега. Меньше чем за час путь был расчищен, и вагоны вручную дружно подкатили к заводским корпусам.

Прибывшее оборудование находилось в плачевном состоянии: покрыто ржавчиной, некоторые установки были серьезно повреждены. Их очищали от ржавчины, ремонтировали, отлаживали и устанавливали на отведенные для них места. К концу апреля были смонтированы две линии: одна для производства ламп типа СО–243, а другая для средне–генераторной лампы ГУ–4.

7 мая 1942 года можно считать днем рождения нового завода. С этого дня завод начал регулярно выпускать продукцию. Завод № 191а несмотря на огромные трудности был восстановлен за 4,5 месяца. А впереди стояли не менее сложные задачи по увеличению выпуска и освоению производства новых типов радиоламп, необходимых для фронта.

4. Завод № 747

Старенький «ЗИС–5», медленно объезжая пробитые снарядами и бомбами полыньи, двигался по льду Ладожского озера. Свет его тусклых фар высвечивал регулировщиков, указатели, зенитные орудия, глядевшие своими длинными стволами в ночное небо. Навстречу двигающимся на восток по «Дороге жизни» колоннам шли машины с боеприпасами и продовольствием для осажденного Ленинграда. Со стороны Рижского залива дул холодный февральский ветер. В кузове машины, среди тюков и ящиков, сидело несколько человек. Среди них — бывший старший лейтенант Балтийского флота Иван Иванович Каминский. В июле 1941 года, работая главным диспетчером ленинградского завода № 211 («Светлана»), он был призван в ряды Военно–Морского Флота. Воевал в морской пехоте, был тяжело ранен.

Его должны были отправить в тыл, но 8 ноября немцам удалось захватить г. Тихвин, перерезав последнюю железнодорожную магистраль, связывавшую блокадный Ленинград с «Большой землей». Для Ивана Ивановича начались тягучие дни и ночи на больничной койке, под вой сирен, разрывы бомб и орудийную канонаду. Дело шло на поправку, Иван Иванович уже готовился к возвращению в свою часть, как вышло постановление СНК СССР о командировании из армии на заводы специалистов электротехнической промышленности. Демобилизованный морской офицер покидал родной город.

9 декабря в упорном ночном бою войска 4–й армии Ленинградского фронта освободили г. Тихвин. Железнодорожная связь была восстановлена. Ивану Ивановичу было предписано прибыть в Ташкент на завод № 191, эвакуированный из подмосковного поселка Фрязино. Только к концу февраля он добрался до места назначения.

Завод разместился в здании бывшей фабрики–кухни. Вновь прибывший был назначен заместителем главного инженера. Узбекское правительство для скорейшего пуска завода помогало чем могло — оборудованием, материалами, людьми. В результате в начале марта завод из изготовленных еще во Фрязино деталей начал выпускать радиолампы. Иван Иванович только–только начал обживаться на новом месте, как из Наркомата электропромышленности пришел приказ, которым он, Каминский И. И., назначался директором фрязинского завода № 191а.

Лето 1942 года. Немцы рвутся к Волге. Сталинград героически обороняется. В тяжелых боях, где положение противоборствующих сторон ежеминутно менялось, радиосвязь была крайне необходима. Радиопромышленность наращивала выпуск приемной и передающей радиоаппаратуры. На вооружение Красной Армии под Сталинградом поступили первые УКВ–радиостанции с частотной модуляцией А–7, а всего в Сталинградской операции использовалось около 9 тысяч станций. Заводы в Ташкенте, Новосибирске, Фрязино, несмотря на большие трудности, давали фронту все больше и больше радиоламп. Об этих героических днях хорошо сказал С. А. Векшинский, принимавший участие в организации электровакуумного завода в Новосибирске и НИИ–160 во Фрязино: «В первые же месяцы войны ленинградский и московский заводы оказались в зоне военных действий. Остаться без них означало бы лишить армию радиосвязи. Одними из первых эти заводы были двинуты на восток. В морозах Сибири, в пыльной жаре Туркестана, в ураганных ветрах Приуралья люди «Светланы» и «Радиолампы» строили новые цеха, сооружали газовые и стекольные заводы, устанавливали агрегаты, насосы, измерительные приборы. Слово «невозможно» было заменено словом «необходимо», «не могу» — словом «хочу». Люди забыли о своих основных профессиях: столяр работал газовщиком, инженер — электромонтером, сборщица — монтажником, конторщица — грузчиком. Армия не осталась без связи, радиостанции не замолкли».

И. И. Каминский приступил к обязанностям директора фрязинского завода № 191а в июле, а 17 августа СНК СССР принял решение об образовании на базе восстановленного завода № 191а завода № 747. В октябре был утвержден его устав. К тому времени на заводе уже действовало несколько цехов. Цех приемно–усилительных ламп № 34 размещался на третьем этаже правого крыла красного корпуса 14. В нем были установлены две линии: одна по производству ламп типа СО–243 и вторая для производства бариевой серии ламп. Каждая линия давала в месяц до 50000 штук радиоламп. Цех среднегенераторных ламп № 36 (второй этаж правого крыла корпуса 14) выпускал лампы ГУ–4 и ГКЭ–100 по 1500—1700 шт. в месяц. На первом этаже корпуса размещался заготовительный цех № 37. Здесь изготавливали узлы и детали радиоламп. Технохимический цех № 38 (двухэтажная пристройка к корпусу 14) выполнял операции обезжиривания гальванических покрытий, отжига, покрытия катодов и т. д. Во втором заготовительном цехе № 42 (первый этаж левого крыла корпуса 14) проводились давильные и цоколевочные операции. Рядом с этим цехом находился ремонтно–механический цех № 14. В нем, кроме ремонтных работ по оборудованию, изготавливали несложный технологический инструмент.

С приходом И. И. Каминского были сделаны некоторые перестановки в руководстве завода. В частности, главным инженером был назначен Ф. А. Фролов, а затем — Р. А. Гаврилов (главный инженер завода «Светлана»), главным механиком — В. Д. Иванов (тоже «светлановец»), начальником цеха № 34 — техник из Ленинграда В. В. Григорьева и т. д. Вспоминает Б. П. Никонов (старейший работник нашего предприятия, который в середине 50–х годов был заместителем И. И. Каминского при организации завода по производству приемно–усилительных ламп в Пекине): «Это был энергичный, целеустремленный, эрудированный специалист. Его организаторские способности трудно переоценить. И еще его достоинство заключалось в том, что он никогда не давил своим авторитетом, а подводил исполнителей к тому, что они как бы сами принимали решение, которое уже было готово у него».

На заводе стали регулярно проводиться партийно–хозяйственные активы, на которых обсуждались самые насущные проблемы. А проблем было хоть отбавляй.

Пожалуй, самым узким местом являлось неудовлетворительное снабжение материалами. В связи с этим широко была применена регенерация деталей из ранее забракованных изделий. Технологи цехов в ряде случаев сумели быстро разрешить вопросы замены дефицитных материалов менее дефицитными. После эвакуации завода № 191 на его территории осталась большая свалка — «склад» забракованных материалов и полуфабрикатов. На этом «складе» можно было найти проволочные материалы — вольфрам и никель, стеклянные колбы, цоколя, штампованные ножки и т. д. До восстановления связей с наркоматами, ведомствами и заводами эта свалка была главной базой снабжения предприятия необходимыми материалами.

Были и другие проблемы. Генераторные лампы откачивались ртутными диффузионными насосами, для работы которых необходим жидкий воздух. Своего воздуха не было, и его доставляли в дьюарах из Политехнического музея г. Москвы. Установка была малопроизводительной — всего 5 л/час. Жидкий воздух в пути испарялся, поэтому часто привозили пустые дьюары. Только в 1943 году была пущена своя установка.

В лампе ГКЭ–100 применялось молибденовое полотно (ячейчатая плетеная сетка шириной около 100 мм). Станок для плетения увезли в Ташкент. Пришлось производство сетки осваивать на домашнем ткацком деревянном станке. Помогли рационализаторы цеха № 14 под руководством И. И. Телегина. Они сконструировали и изготовили автомат, повысив производительность на этой операции в 15–20 раз. Постепенно преодолевались многочисленные производственные трудности. В результате в сентябре при подведении итогов районного социалистического соревнования была отмечена хорошая работа завода № 747.

В конце 1942 года из Новосибирска прибыла группа инженеров, бывших работников завода «Светлана»: Васильев Г. В., Шахов К. П. и др. Одновременно пришел эшелон с технологическим оборудованием по производству мощных генераторных ламп. Организованный цех № 43 начал выпускать для радиостанций Советского Союза лампы типа ГКО–10, ГДО–30 и Г–433.

Разраставшееся производство уже не могло уместиться в красном корпусе, и 14 ноября 1942 года СНК СССР принял решение о расширении завода № 747. С каждым днем завод увеличивал выпуск радиоламп. Осваивались новые типы. К концу 1942 года их было 8, а планом на 1943 год предусматривалось производство 29 типов электровакуумных приборов. Рядом с немногочисленными кадровыми рабочими завода за станками стояли юноши и девушки 15–17 лет. Молодежь объединялась в производственные фронтовые бригады, которые путем применения рационального разделения труда, совмещения профессий и т. д. добивались выполнения и перевыполнения производственных планов с меньшим числом работающих. Бригада Григорьева выполняла план на 200%. А отдельные передовики — Бычков Г. И., Чуркин Ф. И., Кузнецова А. — выполняли норму на 250–300%. В том, что завод № 747 в очень короткий срок начал выпускать необходимую для фронта продукцию, немаловажная заслуга ребят и девчат военной поры. Для рабочих завода стало законом правило: не выполнив задания, не уходить домой. Порой работали по 14–16 часов в сутки.

В результате удалось досрочно выполнить поставки радиоламп Управлению связи Красной Армии, танковой и авиационной промышленности, дать сверх плана в особый фонд Главного Командования 10000 изделий для комплектации радиостанций, освоить выпуск новой продукции для танковой промышленности.

14 мая 1942 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении орденами и медалями работников электропромышленности за образцовое выполнение заданий правительства по производству средств связи для Красной Армии. Неизвестно, этим ли Указом или другим за восстановление завода и выпуск нужных фронту радиоламп были отмечены правительственными наградами 5 человек завода № 747: директор завода И. И. Каминский, главный технолог Мишкин А. Г., начальник цеха № 36 Самойлов А. К., технолог ОГТ Чудновский С. Б. и мастер Камышова А. П.

5. Станция орудийной наводки

В 1942 году фрязинский завод № 747 успешно освоил выпуск 8 типов радиоламп. К концу года было изготовлено 204 тыс. штук приемно–усилительных ламп и 142 тыс. штук генераторных. Планом на 1943 год предусматривалось освоение еще 29 типов радиоламп для передающих и приемных радиостанций. К концу 1941 года на фронте появились новые радиотехнические средства, которые позволяли наводить орудия зенитной артиллерии на самолеты противника ночью и при неблагоприятных метеоусловиях. Такие средства получили название станций орудийной наводки (СОН). Их работа основывалась на принципах радиолокации. Вступая в 1943 год, на фрязинском заводе не знали, что в скором времени заводу предстоит принять участие в комплектовании станций орудийной наводки специальными радиолампами, и что это определит всю дальнейшую судьбу предприятия.

…Бомбардировщики 2–й воздушной армии люфтваффе шли на Москву с юго–запада со стороны Смоленска. Впереди летела авиагруппа из эскадры LG 52. Всего в налете принимало участие около 100 самолетов. За 200 км до Москвы их засекли посты ВНОС (служба воздушного наблюдения, оповещения и связи). Эти посты охватывали Москву кольцом шириной 200–250 км. Днем они наблюдали за воздушной обстановкой визуально, а ночью определяли ее с помощью звукоулавливателей. Немецкие летчики не опасались русских истребителей, так как ночью они здесь не летали. Истребители появятся в зоне световых прожекторных полей (СПП). Таких полей вокруг Москвы было десять. Прожектористы будут высвечивать самолеты и передавать их с луча на луч по всей трассе полета. Если удастся пройти СПП, то на ближних подступах к Москве бомбардировщики попадут в зону заградительного огня зенитной артиллерии (ЗА). Ну а прорвавшихся счастливчиков встретят аэростаты заграждения и огонь малокалиберной артиллерии и пулеметов. Так было всегда. Так будет и сейчас. В октябре это уже 49–й налет, и снова будут потери. Начиная с июля 2–я воздушная армия уже не досчиталась более 300 самолетов.

Ночное небо пронзили острые лучи прожекторов. Они шарят по небу, выискивая добычу, и находят ее. Моментально откуда–то из темноты выныривают истребители. Хе–111 огрызается пятью своими пулеметами. Один из истребителей стремительно заходит ему в хвост и открывает огонь… Правый двигатель бомбардировщика задымил и тот резко пошел вниз. В кабинах самолетов штурманы–бомбардиры залегли у бомбоприцелов. Предстояло еще преодолеть зону заградительного зенитного огня. А там передние сбросят на парашютах «люстры» — осветительные ракеты, следующие — зажигательные бомбы, а вторая волна — фугасные, которые должны помешать тушению пожаров.

Но вдруг совсем рядом с самолетами эскадры начали разрываться снаряды. Вот уже один из бомбардировщиков отвернул в сторону. Это не было похоже на заградительный огонь. Стрельба явно велась прицельно. Среди пилотов началась паника — русские применили какое–то новое оружие. Хваленая эскадра, неоднократно «взламывающая» противовоздушную оборону многих городов Европы, не выдержала и повернула назад.

А в это время на земле, в районе подмосковной деревни Зюзино, где в боевых порядках 329–го артиллерийского полка расположилась опытная 14–я орудийная зенитная батарея, радовались победе: они не дали фашистам прорваться к Москве. Так состоялось боевое крещение первой батареи, в состав которой был включен экспериментальный радиоискатель самолетов Б–3, разработанный в НИИ–9 еще в 1939 г. Он позволял обнаруживать цель на дальностях до 20 км и определять ее координаты в 1,5–3 раза точнее, чем звукоулавливатель. Спустя некоторое время в состав батареи, с поступлением по ленд–лизу зарубежного вооружения, в том числе радиолокационной техники, была включена английская станция орудийной наводки GL–МкII.

Батарея только в ноябре 1941 г. вела сопроводительный прицельный огонь по 127 целям, и в 98 случаях вражеские бомбардировщики меняли курс сразу же после первых залпов. Успешные боевые действия батареи были первым шагом к созданию НИИ–160 («Исток»).

Кроме поражения цели прицельная стрельба позволяла экономить остродефицитные в начале войны зенитные снаряды. Если при ведении ЗА, заградительного огня, когда сотни орудий стреляли в чистое небо, создавая перед противником «забор» из рвущихся снарядов, расходовалось в среднем 2775 снарядов на каждый самолет, то для прицельного огня с помощью радиолокации требовалось всего 98. Всего же в битве за Москву на заградительный огонь было израсходовано около 750 тысяч снарядов.

А 85–мм снаряды для зениток были довольно дорогими. Корпус — из высококачественной стали, взрыватель по сложности ие уступал наручным часам. И когда их расход при заградительной стрельбе за одну только ночь достигал нескольких десятков тысяч, то и пополнение ими требовало особых забот. Поэтому застрельщиками в использовании радиолокации для управления зенитным огнем выступили Главное артиллерийское управление (ГАУ) и лично его начальник генерал–полковник артиллерии Н. Д. Яковлев. Именно по его инициативе была создана первая опытная батарея, а когда он узнал о ее успехах, то тут же связался с Наркомом электропромышленности И. Г. Кабановым, которого кратко проинформировал о результатах деятельности батареи и предложил совместно обратиться в правительство с ходатайством об организации завода для разработки радиолокационной аппаратуры для ЗА.

17 января 1942 г. ГАУ и Наркомат электропромышленности (НКЭП) СССР совместно внесли на утверждение Государственного Комитета Обороны (ГКО) проект постановления «О промышленной базе для производства приборов радиообнаружения и пеленгации самолетов». 10 февраля 1942 года ГКО принял постановление о создании в системе НКЭП специального завода–института по изготовлению радиолокационных станций орудийной наводки (СОН). Это был второй шаг на пути к организации будущего НИИ–160.

В начале своей деятельности завод № 465 копировал английскую СОН GL–МкII. У англичан был большой опыт в создании станций орудийной наводки. Они хорошо зарекомендовали себя в битве за Англию при отражении налетов немецких бомбардировщиков. Кстати сказать, японская «Тачи–3», которая была основной стационарной РЛС управления огнем, тоже была скопирована с английской СОН GL–МкII.

Америка и Англия в первые годы войны были не очень щедрыми на поставки вооружения для России. Так, к июню 1942 г. под Москвой удалось развернуть всего 18 комплектов станций орудийной наводки, поступивших по ленд–лизу. Н. Д. Яковлев, обращаясь к радиолокаторщикам своего ГАУ, говорил: «Вы должны помнить, что надеяться на поставки радиолокационного вооружения из–за границы мы не имеем права. Нужны свои станции, собственное производство. Считайте создание радиолокационных станций орудийной наводки на новом заводе первоочередной задачей на 1942 год. Решите ее — честь вам и хвала. Завалите дело — не обижайтесь».

Дело не завалили. В ноябре 1942 года всего за восемь месяцев были закончены разработка и изготовление двух опытных образцов станций орудийной наводки СОН–2а. Постановлением ГКО от 20 декабря 1942 года станция была принята на вооружение и поставлена на серийное производство.

Над первой отечественной станцией орудийной наводки (пусть по английскому образцу) на заводе № 465 работало 12 научных лабораторий: электровакуумных приборов — № 5, измерений, антенн, передатчиков, приемных устройств и др. Руководил лабораторией № 5 В. И. Егиазаров (с июня 1944 по октябрь 1945 года он будет директором НИИ–160). Заместителем Егиазарова был Н. Д. Девятков. Как вспоминает Николай Дмитриевич, «лаборатория работала очень интенсивно. Основной ее задачей было воспроизвести около 30 типов электровакуумных приборов и наладить их выпуск для укомплектования станций орудийной наводки». Но одно дело создать два опытных образца, а другое выпускать станции серийно. На заводе № 465 прекрасно понимали, что один завод, который проектировал и изготавливал станции и все комплектующие к ним, в том числе и электровакуумные приборы, не мог решить задачу оснащения армии достаточным количеством станций орудийной наводки. Необходимо было подключить к этой важной работе и другие предприятия, заводы, НИИ и КБ.

В марте 1943 года руководство завода совместно с представителями ГАУ обратилось в ЦК ВКП(б) с предложением: «с целью объединения всех организаций, связанных с производством РЛС, а также создания новых предприятий, организовать при ГКО Совет по радиолокации». В ЦК одобрили это предложение. До рождения НИИ–160 оставалось два месяца.

6. Первый директор

К марту 1943 г. наступление наших войск на Курском направлении было остановлено. Центральный фронт выдвинулся на запад почти на 200 км, в результате чего образовалась так называемая Курская дуга. Почти сто дней длилось предгрозовое затишье на полях предстоящей гигантской битвы, в которой победа той или иной стороны могла изменить весь дальнейший ход войны. Трудно описать весь круг крупных мероприятий, которые были проведены в ходе подготовки к сражению на Курской дуге. Это была поистине титаническая государственная работа, во главе которой стоял И. Сталин. Но несмотря на большую занятость, Верховный Главнокомандующий находит время для рассмотрения вопросов, далеких от проблем подготовки к предстоящей битве. Через секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова на имя Сталина был подан доклад с проектом постановления по развитию радиолокации. В один из июньских дней Сталин принял инженер–адмирала А. И. Берга, который по поручению Наркома электропромышленности И. Г. Кабанова совместно с Главным артиллерийским управлением готовил материалы для постановления.

Сталин, внимательно слушая выступающего, неторопливо, чуть сутулясь, прохаживался вдоль длинного стола для заседаний. Берг как можно проще излагал суть радиолокации, необходимость развертывания широкого производства радиолокационных станций, проблемы, которые этому препятствуют, и какие государственные меры необходимо принять для скорейшего развития радиолокации. Сталин иногда подавал реплики, задавал вопросы. По некоторым сведениям беседа продолжалась почти три часа. Как впоследствии рассказывал А. И. Берг: «Когда я докладывал у Сталина о радиолокации, радиопромышленности, состоящей из научно–исследовательских институтов и заводов, и вообще о широком применении радио в военном деле и в первую очередь при управлении оружием, Сталин многое не понял и начал раздражаться». Берг умел говорить, его настойчивость взяла свое, и он убедил Сталина, что речь идет о новом виде вооружения для армии. Особенно повлияли представленные при этой встрече результаты применения радиолокационных станций для наведения зенитной артиллерии на цели и эффективность их поражения в ночное время и сложных метеоусловиях.

4 июля 1943 года в канун начала исторического сражения на Курской дуге вышло постановление, подписанное Сталиным, о создании при Государственном Комитете Обороны (ГКО) Совета по радиолокации (подробней об этом см. «За передовую науку» № 5 за 2000 г.). Этим же постановлением (№ 35–86) предусматривалась организация Союзного научно–исследовательского института электронной техники (НИИ–160).

6 июля вышел приказ Наркомата электротехнической промышленности (НКЭП) об образовании на базе фрязинского завода № 747 НИИ–160. Директором института с опытным заводом назначался Сергей Аркадьевич Векшинский.

С именем Сергея Аркадьевича, первого директора «Истока», связано становление и развитие отечественной электровакуумной промышленности на протяжении более пятидесяти лет. Он относится к плеяде талантливых отечественных ученых и руководителей, начинавших свою деятельность в трудные 20–е годы и сумевших утвердить в дальнейшем высокий авторитет советской науки и промышленности. С. А. Векшинский был директором НИИ–160 с июля 1943 г. по май 1944–го, но и за этот короткий промежуток времени ему удалось сделать очень много, а главное заложить основы научной части института. В этом ему помогли большие знания и опыт организации в области электронной промышленности.

В 26 лет Векшинский становится главным инженером первого советского электровакуумного завода, общая численность рабочих и служащих которого составляла всего 46 человек. В 1925 году на завод переводится Центральная лаборатория (ЦРЛ), в состав которой входила лаборатория, занимавшаяся вопросами конструирования и технологии изготовления радиоламп. В ней работал будущий заместитель Векшинского по научной части в НИИ–160 Савелий Александрович Зусмановский.

В 1928 г. произошло объединение Электровакуумного завода с ленинградским заводом «Светлана». Это открыло новый этап в развитии отечественного электронного приборостроения и сыграло важную роль в жизни и деятельности С. А. Векшинского. Он создает лабораторию, которая должна была вести научный поиск, создавая новые образцы изделий, одновременно проводя исследования широкого круга физико–химических и технологических проблем. С этой целью он привлекает для работы в лаборатории большую группу физиков, среди которых был будущий начальник теоретического отдела НИИ–160 Владимир Сергеевич Лукошков.

В середине 20–х годов фирма «Филипс» получает патент на технологию изготовления высокоэмиссионных, по тем временам, бариевых катодов. Многие страны закупают лицензию на их производство. Бедная Россия не может позволить себе такую роскошь (лицензия стоила 800 тыс. долларов), и лаборатория Векшинского в конце 1929 года берется разработать технологию изготовления бариевых ламп. В условиях того времени это было далеко непросто. Но многочисленные трудности были преодолены, и с апреля 1931 года «Светлана» перешла на изготовление приемных и усилительных ламп с бариевым катодом, а с пуском в 1934 году фрязинского завода «Радиолампа» они были переданы в его цеха. Это были первые радиолампы, производство которых освоено на заводе. Одна из них, УБ–1, хранится в музее истории ГНПП «Исток».

В 1934 г. лаборатория Векшинского была преобразована в Отраслевую вакуумную лабораторию (ОВЛ). В октябре следующего года Сергей Аркадьевич едет в США, где заключает договор с фирмой «Американская радиокорпорация» (RCA). В соответствии с ним мы получали технологическую документацию на производство серии радиоламп со стеклянной и металлической оболочкой, необходимое технологическое оборудование и материалы, а также возможность командировать советских специалистов в США на заводы фирмы.

Использование опыта RCA сыграло в целом положительную роль в развитии отечественной электровакуумной промышленности. Было получено технологическое оборудование, позволившее в сжатые сроки решить вопросы оснащения «Светланы» и завода «Радиолампа» высокопроизводительными линиями изготовления ламп. Большая группа инженеров этих заводов ознакомилась с американской организацией исследований и производства непосредственно на предприятиях фирмы.

Спустя 30 лет, оценивая работу ОВЛ того периода, Векшинский заметит, что «хотя никто не именовал ОВЛ институтом, но по уровню выполнения исследований, организации проведения и внедрения разработок лаборатория превзошла бы многие НИИ». Значительный вклад в развитие отечественной электроники внесли работавшие в ОВЛ будущие сотрудники НИИ–160 Ю. А. Юноша, В. И. Егиазаров, Г. А. Шустин, С. А. Зусмановский, К. П. Шахов, А. В. Красилов, В. С. Лукошков.

В июне 1936 года Векшинский назначается главным инженером завода «Светлана». На предприятии идет полным ходом реконструкция, которая затронула большую часть хозяйства завода. Это принципиально сказалось на текущем производстве. К этому добавились трудности, связанные с внедрением новых радиоламп так называемой суперной серии и стеклянных малогабаритных. Следствием всех проблем явилось невыполнение заводом «Светлана» плана производства за 1936 год. В октябре 1937 года С. А. Векшинский освобождается от должности главного инженера, а в начале 1938 года арестовывается как враг народа.

На полтора года прервалась научная деятельность Сергея Аркадьевича. Но вот все обвинения сняты, и он снова на «Светлане». В ОВЛ, которой теперь руководит его ученик С. А. Зусмановский, он не возвращается. После всего пережитого он запишет в своем дневнике: «Я потерял вкус к радиотехнике и работе с лампами, трубками и т. д.». Так крупный специалист в области электровакуумной промышленности становится обычным административным работником в заводоуправлении. Но ненадолго. Научная мысль настоящего ученого не может уснуть. Ее нельзя заключить в тюремную камеру. Она так или иначе вырвется на свободу.

Осенью 1940 г. Векшинскому приходит идея, что если испарять в вакууме два различных металла, то на поверхности, находящейся вблизи их источников, станет осаждаться пленка, представляющая собой сплав этих металлов. Так родился новый способ получения и исследования сплавов переменного состава. Он был поддержан видными учеными, и в марте 1941 года постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома утверждается создание спецбюро по разработке методики подготовки и использования образцов сплавов переменного состава. Территориально бюро размещается в ОВЛ, и сотрудники работают в тесном контакте, но с началом войны их пути разошлись. ОВЛ эвакуируется в Новосибирск, а спецбюро — на завод № 191 («Радиолампа») во Фрязино. Бюро не успело еще полностью разместиться на территории завода, как в связи с приближением фронта к Москве 23 октября 1941 г. эвакуируется из Фрязино в Новосибирск, где на базе «Светланы» организуется электроламповый завод № 617. Там снова встретились ОВЛ и спецбюро. Но продолжить работы на новом месте по исследованию сплавов в силу множества причин не удается. Поэтому сотрудники спецбюро работают консультантами в цехах завода. Сам Векшинский — консультант в цехе приемно–усилительных ламп, где начальником был Николай Васильевич Черепнин, в дальнейшем много лет проработавший на «Истоке».

Невозможность работать по основному профилю спецбюро вынуждает Векшинского добиваться разрешения для поездки в Москву. В августе 1942 года такое разрешение было получено. В Москве он встречается с Наркомом электропромышленности И. Г. Кабановым и секретарем ЦК А. А. Турчаниным. Была достигнута предварительная договоренность о переводе спецбюро в Москву.

Окрыленный новыми перспективами, С. А. Векшинский возвращается в Новосибирск. Но прошли осень, зима, а вопрос о переводе в Москву все еще не был решен. Пришла весна 1943 года. В мае Векшинский получает указание срочно прибыть в Москву к Наркому электропромышленности И. Г. Кабанову. Наконец–то свершилось! Уезжая, Векшинский еще не знает, что впереди его ждут новые сложные и ответственные задачи, и что вернуться в Новосибирск ему уже не придется.

Москва встретила Векшинского ярким, по–летнему теплым солнцем. Был конец мая. Сергей Аркадьевич заметил, что когда каких–то десять месяцев назад он был здесь, все выглядело более сурово и пасмурно. И хотя многое вокруг напоминало трудности военного времени, лица людей посветлели. Слышались оживленные разговоры, смех.

Нарком электротехнической промышленности А. Г. Кабанов принял без задержки. В кабинете находился хорошо знакомый Векшинскому А. И. Берг. После короткой неофициальной части сразу перешли к делу.

«Государственный Комитет Обороны, — начал Кабанов, — поставил перед нашим наркоматом задачу расширения работ в ряде областей радиоэлектроники, в частности, в области разработки современных радиолокационных систем. В Москве уже действует завод по производству станций орудийной наводки. Для их комплектации необходимы специальные радиолампы. Небольшая лаборатория при заводе не может обеспечить их массовый выпуск. Разумеется, в нынешних условиях создать что–либо новое мы не сможем. Надо приспособить для этих целей одно из действующих предприятий нашего наркомата».

«В настоящее время, — продолжил разговор Берг, — действуют два завода — Московский электроламповый (МЭЛЗ) и фрязинский 747–й, Новосибирский и Ташкентский очень далеко. Московский удалось частично перепрофилировать, и кроме специальных источников света на нем в начале 1942 года было начато производство радиоламп, электронно–лучевых трубок, восстановление генераторных ламп ИГ–8, но все это для обеспечения отечественных радиолокаторов РУС–2 и РУС–2с. Для английских станций орудийной наводки, которые изготавливаются на вновь организованном московском 465–м заводе, необходимо выпускать как минимум тридцать образцов радиоламп. Кроме того, есть сведения, что американцы разрабатывают станции орудийной наводки, работающие в сантиметровом диапазоне длин волн на новом классе ЭВП, к освоению которых мы практически не приступали. А это будущее радиолокации. Так или иначе, уже сейчас надо организовать производство не только английских радиоламп, но и электровакуумных приборов СВЧ–диапазона. По всем параметрам, на наш взгляд, для этого подходит фрязинский завод. На его базе необходимо создать специальный научно–исследовательский институт, и Вам предлагается стать его руководителем».

Предложение для Векшинского было неожиданным. Когда он ехал в Москву, то думал, что будет обсуждаться вопрос о переводе его спецбюро из Новосибирска. Но война потребовала решения иных задач. Придет время, и он продолжит свою работу по сплавам переменного состава.

4 июля 1943 года Сергей Аркадьевич Векшинский приступил к обязанностям директора первого в стране НИИ электровакуумной техники (НИИ–160). О его работе на этом посту будет рассказано в следующей статье. А сейчас — о дальнейшей судьбе первого директора ГНПП «Исток» после того, как он 21 апреля 1944 года сдал дела своему помощнику В. И. Егиазарову.

Несмотря на большой объем работы по организации нового НИИ, С. А. Векшинский продолжает развивать теоретические основы своего метода металлографических исследований. В августе–ноябре 1943 года он делает доклады на физическом факультете МГУ и в Институте физических проблем АН СССР. Его работу высоко ценит П. Л. Капица, а возглавляющий Ленинградский физико–технический институт академик А. Ф. Иоффе в своем письме к Векшинскому пишет: «Вообще, я думаю, следовало бы всю Вашу работу сосредоточить в ЛФТИ. Необходимые условия создать можно…»

Положение, при котором приходится невольно работать «на два фронта», начинает беспокоить Векшинского, и он обращается к секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову с просьбой об освобождении его от должности руководителя института. Просьба была удовлетворена, и Сергею Аркадьевичу предложили организовать лабораторию по исследованию сталей и сплавов способом осаждения пленок в вакууме. Спецбюро из Новосибирска в конце 1943 года было переведено в Москву на Электроламповый завод. Векшинский думает создать новую лабораторию на территории НИИ–160, но в то время не было площадей для ее размещения, 8–й корпус (старая наука) еще не был достроен, и поэтому лаборатория осталась на МЭЛЗе.

В начале 1945 года выходит книга Векшинского «Новый метод металлографического исследования сплавов». В мае ему присваивается ученая степень доктора физико–математических наук, а в 1946 году за разработку нового метода исследования сплавов ему присуждается Государственная премия, он избирается членом–корреспондентом АН СССР, награждается орденом Ленина.

Начиная с 1946 года Центральная вакуумная лаборатория становится одним из активных участников работ над Урановым проектом (создание атомной бомбы). Получение высокообогащенного урана–235 методами диффузионного и электромагнитного разделения потребовало создания специальных установок, для которых были необходимы высокопроизводительные и надежные средства вакуумной техники: насосы со скоростями откачки до десятков тысяч литров в секунду, вакуумметры, течеискатели, установки электромагнитной масс–сепарации.

Через год Центральная вакуумная лаборатория преобразовывается в научно–исследовательский вакуумный институт (НИВИ). В нем создается высоковакуумный пароструйный насос с рекордной скоростью откачки 20 тыс. л/сек, разрабатывается высокочувствительный гелиевый течеискатель ПТИ–1 (Государственная премия 1951 года). Эти и многие другие установки нашли широкое применение в производстве электровакуумных приборов в НИИ–160. Нынешние откачницы «Истока», наверное, не догадываются о том, что работают на аппаратуре, созданной под руководством первого директора НИИ–160.

В 1953 году С. А. Векшинский избирается действительным членом АН СССР. К этому времени относится знакомство ведущего специалиста «Истока» в области катодной электроники Б. Ч. Дюбуа с Сергеем Аркадьевичем. Борис Чеславович вспоминает: «На втором курсе Московского физико–технического института я начал заниматься напылением металлов и сплавов. В своих экспериментах я руководствовался книгой Векшинского «Новый метод металлографического исследования сплавов». Учась в институте, движимый интересом к разным искусствам, я периодически посещал дом известного поэта и литературоведа Георгия Шенгели. Здесь часто бывали Анна Ахматова, писатель–фантаст Иван Ефремов, другие деятели искусства. На этих встречах я впервые увидел Векшинского. Я не мог предположить, что автор книги, которую я изучаю, человек, который вместе с Шенгели и Ахматовой говорит и спорит о стихах, музыке, живописи.

Сейчас я понимаю, что интеллигенция начала XX века впитала в себя огромную массу разных сведений, поэтому из их беседы трудно было понять, чем они непосредственно занимаются. Векшинский был широко эрудированный человек в области искусства. Знал много стихов, с выражением их читал, и я не мог представить, что это именно он написал такую сугубо техническую книгу. После окончания института я принимал участие в различных конференциях по электронной эмиссии и однажды увидел Векшинского, который открывал одну из них. Я был очень удивлен. Неужели это тот самый Векшинский? Сергей Аркадьевич узнал меня и отнесся ко мне вполне доброжелательно. Дальнейших близких контактов у меня с Векшинским не было, но первые романтические впечатления о нем сохранились. Они довольно теплые, и я рад, что мне посчастливилось познакомиться с ним».

В октябре 1956 года в связи с шестидесятилетием Векшинский удостаивается звания Героя Социалистического Труда. В конце 1950–х годов НИВИ был подключен к оснащению специальными электровакуумными приборами предприятий атомной промышленности и в первую очередь заводов по разделению изотопов урана, создаваемых в Свердловске–44 и Свердловске–45. Кроме того, особая роль НИВИ заключается в создании ЭВП для подрыва ядерных боеприпасов. Для этих целей в НИИ–160 также разрабатывались пальчиковые радиолампы (серия 1500).

Напряженная работа и годы дают о себе знать. 29 июня 1957 года Векшинский пишет заявление министру: «По состоянию здоровья и моему возрасту мне уже не по силам выполнение обязанностей директора НИИ. В связи с этим прошу Вашего согласия на освобождение меня от должности директора института…» Никакие уговоры не помогли, и 1 октября 1957 года Векшинский сдал дела В. А. Гольцову, который с 1947 года по 1952 год был директором нашего института. С. А. Векшинский становится научным руководителем НИВИ.

Разрабатывая вакуумную систему для установки термоядерных реакций «Огра», С. А. Векшинский и его сотрудники столкнулись с невозможностью достичь требуемых вакуумных условий, используя традиционные методы откачки. Ими был предложен, наряду с насосами диффузионного типа, способ удаления газов и паров путем сорбции их на поверхности большой площади (десятки квадратных метров), покрытой слоем титана. Сорбционно–ионные вакуумные насосы явились новой ступенью развития геттерной техники в производстве ЭВП.

С февраля 1962 года Векшинский вновь директор НИВИ. Он снова в гуще событий, но с каждым днем это дается ему все труднее и труднее. В июне 1965 года он подает заявление об освобождении его от обязанностей директора института по состоянию здоровья. Новым директором назначается М. М. Федоров, который с 1953 по 1961 г. был директором НИИ–160, и который сделал очень много как для развития предприятия, так и города Фрязино. Несмотря на плохое здоровье, Векшинский продолжает работу в родном институте в должности научного руководителя.

Сергей Аркадьевич Векшинский умер 20 сентября 1974 года. В последние годы он много и тяжело болел. Глубоко переживал вынужденное отлучение от любимого дела.

Мало кто из сотрудников «Истока» знает и помнит имя его первого директора, как он в трудные военные годы на пустом месте закладывал первые камни в фундамент будущего флагмана СВЧ–электроники дважды орденоносного ГНПП «Исток».

7. Научная часть

Видавший виды ЗИС–101, поскрипывая рессорами на выбоинах, двигался по Щелковскому шоссе в подмосковный поселок Фрязино. С. А. Векшинский и заместитель начальника 8–го Главного Управления Наркомата электротехнической промышленности (НКЭП) А. Т. Гусев ехали на электроламповый завод № 747. Сергей Аркадьевич смотрел на проносящиеся мимо деревни, поля, леса и перелески и думал: «Как–то ему придется на новом месте?» Вспомнились молодые годы, когда он 20 лет назад вместе с М. М. Богословским обходил помещения бывшего завода Русского общества беспроволочных телеграфов и телефонов, в которых должен был разместиться первый в России завод по производству радиоламп, и как профессор тогда ему говорил: «Ты молод, тебе по плечу большие задачи. В России в такое тяжелое время мы наладим промышленный выпуск вакуумных радиоламп, и это будет делом твоих рук, твоего ума».

Что же он успел сделать за эти 20 лет? Работал главным инженером электровакуумного завода. Затем организовал Отраслевую вакуумную лабораторию (ОВЛ), а через два года был назначен главным инженером завода «Светлана». В 1938 незаслуженно осужден и полтора года просидел в знаменитых «Крестах». После тюрьмы создает спецбюро по исследованию металлов и сплавов. И вот теперь ему предстоит организовать первый в стране научно–исследовательский институт электровакуумной техники.

Директор завода 747 И. И. Каминский встретил Векшинского как старого знакомого. Несколько лет они вместе работали на «Светлане» и хорошо знали друг друга. Векшинскому надо было выяснить возможности завода в организации нового НИИ. Каминский, отвечая на вопросы, рассказал, что на заводе работают всего 49 инженеров и 42 техника. В некоторых цехах нет старших технологов, не говоря уже о рядовых. Мастера в большинстве практики, не имеющие специального образования. Ряд отделов не укомплектован ИТР. На заводе всего 270 единиц оборудования. Изготовлено оно ленинградской «Светланой» еще в 1931—1936 гг. Смонтировано в начале 1943 г., в настоящее время сильно изношено и требует капитального ремонта и модернизации. «График работ по расширению завода, — продолжал Каминский, — несмотря на многочисленные решения и постановления, постоянно срывается. Лабораторный корпус № 8 должен быть закончен к концу этого года. Но при таких темпах строительства это вряд ли удастся».

И. И. Каминский еще долго перечислял заводские беды. В конце беседы Векшинский заметил: «Да я вижу, что у тебя и без нас хватает забот. Придется все начинать с нуля. Место для науки, надеюсь, найдется?»

— Найдется. В красном корпусе на третьем этаже левого крыла есть около 600 квадратных метров.

— Ну и за это спасибо. Для начала хватит.

Возвращались в Москву уже затемно. На следующий день Векшинский доложил А. И. Бергу о результатах поездки. Аксель Иванович внимательно выслушал и сказал: «Не мне Вас учить, Сергей Аркадьевич, Вы опытный организатор. Я понимаю, что будет трудно, даже очень трудно, но Вам не привыкать, Вы справитесь. Нужна будет помощь, сразу обращайтесь».

Официально Векшинский еще не приступил к исполнению обязанностей директора НИИ, но с раннего утра до позднего вечера он занят вопросами его создания. Первостепенной задачей Сергей Аркадьевич считает обеспечение института квалифицированными кадрами инженеров, ученых и рабочих, их придется отыскивать по всей стране — на электровакуумных предприятиях, в воинских частях. Много проблем будет связано с оснащением оборудованием, строительством жилья и производственных помещений. Но вначале надо создать костяк научной части.

В первую очередь Векшинский обращается к тем, кого хорошо знает по прежней совместной работе. Он неоднократно встречается с сотрудниками своего спецбюро, переведенного из Новосибирска в Москву, которые, пока институт находится в стадии организации, участвуют в производстве наиболее сложной продукции электролампового завода. Здесь же на МЭЛЗе он обсуждает вопрос перевода во Фрязино лаборатории приемно–усилительных ламп, возглавляемой его старым товарищем А. Г. Александровым. Посещает 5–ю лабораторию 465–го завода, которую планируется включить в состав института. Там с ее начальником В. И. Егиазаровым разрабатывает план совместных действий по производству радиоламп для станций орудийной наводки (СОН). Как и десятилетие назад при создании ОВЛ, С. А. Векшинский старается привлечь для работы в институте физиков, специализирующихся на исследованиях электронно–ионных явлений. По его запросу в Москву из Алма–Аты направляются сотрудники Харьковского физико–технического института: К. Д. Синельников, А. К. Вальтер, И. И. Головин и др. С предложением присылать специалистов он обращается также к находящимся в Казани физикам П. И. Лукирскому и Н. Д. Моргулису. Большие надежды Векшинский возлагает на Отраслевую вакуумную лабораторию, которая в это время находилась в Новосибирске. В конце мая 1943 года он вызывает в Москву начальника Лаборатории С. А. Зусмановского. Ему предстоит подготовить переезд ОВЛ во Фрязино. 16 июня 1943 года выходит приказ НКЭП за № 353 сс о переводе Лаборатории на завод № 747 в составе шести отделов: разработки приемно–усилительных ламп, генераторных ламп, газоразрядных приборов, мощных генераторных ламп с водяным охлаждением, а также измерительного и химического отделов. В сентябре–октябре во Фрязино прибыло около 30 инженерно–технических работников ОВЛ и завода «Светлана».

К сожалению, не все собранные по крохам со всего Союза специалисты смогли выдержать лишения военного и первых лет послевоенного времени. В мае 1947 года на одном из собраний партийно–хозяйственного актива отмечалось: «За четыре года существования через институт прошло значительное количество специалистов и квалифицированных рабочих, большинство которых покинули НИИ из–за отсутствия элементарных условий работы и быта. За этот период из одиннадцати специалистов, имеющих ученые степени, остался лишь т. Лукошков…» Самыми стойкими оказались ленинградцы. В 1945 г. они возглавили основные научно–исследовательские лаборатории и отделы: лабораторию генераторных ламп — А. П. Федосеев, электронно–лучевых приборов — А. М. Андрианов, новой технологии — К. П. Шахов, физико–химическую — Г. А. Метлин, измерительный отдел — Ю. А. Юноша, теоретический — В. С. Лукошков. Ведущими специалистами НИИ–160 стали: Т. Б. Фогельсон, Е. С. Ефтифеева, Е. А. Кракау, Л. Д. Орабинская, Л. Н. Квасникова, А. В. Красилов, Г. А. Шустин и др.

4 июля 1943 года Векшинский официально вступает в должность директора НИИ–160. Первым приказом по институту он назначает своих ближайших помощников: по научной части — С. А. Зусмановского, по производству — И. И. Каминского и по освоению новых разработок — В. И. Егиазарова. Налаживать производство новых радиоламп для станций орудийной наводки поручено главному инженеру К. И. Бухарину, брату Н. И. Бухарина, обвиненному в контрреволюционной деятельности и расстрелянному в 1938 году.

Процесс организации сказался на производственной деятельности НИИ. План по технико–экономическим показателям за 1944 год институт не выполнил. Брак достигал 24%. Был перерасход цветных и тугоплавких металлов и т. д. Щелковский ГК ВКП(б) стал искать виновного и нашел его в лице главного инженера. Вспомнили репрессированного брата и в феврале 1945 года на заседании бюро вынесли решение: «…Считать необходимым поставить вопрос перед НКЭП о замене главного инженера т. Бухарина, как не обеспечившего технического руководства». Талантливый инженер покидает НИИ–160 и возвращается на родную «Светлану», где становится сначала начальником лаборатории приемно–усилительных ламп, затем руководит конструкторским бюро завода, а в 1971 г. он — начальник первого на «Светлане» научно–производственного комплекса (НПК).

Сейчас трудно сказать, насколько был виноват К. И. Бухарин. План по серийному выпуску специальных электронных ламп для СОН при отсутствии необходимого оборудования, материалов, специалистов был заведомо невыполним. К концу 1943 года всего за 6 месяцев надо было изготовить 6 тыс. приемно–усилительных ламп (ПУЛ), 400 шт. генераторных, 350 шт. электронно–лучевых трубок (ЭЛТ), 2500 шт. газоразрядных приборов, а к июлю 1944 года уже 1200 тыс. ПУЛ, 50 тыс. генераторных ламп, 2,5 тыс. ЭЛТ, 4 тыс. газоразрядных приборов. При этом с НИИ никто не снимал задание по производству радиоламп для приемных и передающих радиостанций.

На место К. И. Бухарина назначается А. А. Сорокин, который, согласно приказу Наркома электропромышленности о переводе в НИИ–160 с заводов Наркомата 37 специалистов, в конце 1944 года прибыл с эвакуированного в Ташкент фрязинского завода № 191. До этого с 1934 по 1938 г. Сорокин был начальником ОТК завода «Радиолампа», а затем до 1941 года его главным инженером.

В первые годы становления института ГКО и СНК СССР для скорейшего развития НИИ–160 выпустили целый ряд постановлений, в которых, кажется, было все учтено, все разложено по полочкам — бери и действуй. Но нет, из нескольких десятков пунктов выполнялись лишь единицы. Приходилось бороться с косностью некоторых хозяйственников и сопротивлением руководящих органов, считавших, что сейчас, мол, нужно выпускать танки и оружие, а не радиолокаторы. Векшинский с присущей ему энергией и деловитостью обходил многочисленные кабинеты больших и маленьких начальников, в которых убеждал, доказывал, требовал, просил и т. д. и т. п. В то время он редко бывал в институте. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что приказ № 2 по НИИ вышел спустя 3 месяца после первого (29 сентября). За эти месяцы Векшинским была проделана колоссальная бумажная работа. Надо было пройти многочисленные стадии регистрации нового предприятия. Судите сами — 4 июля 1943 года Постановлением ГКО создан Совет по радиолокации, 6 июля выходит приказ НКЭП об образовании НИИ–160, и только 13 сентября СНК СССР своим распоряжением № 17736/р дает на это разрешение. 22 сентября утверждается Устав института. 23 сентября ГКО своим Постановлением № 4189с определяет меры по развитию НИИ–160. Почти через месяц, 18 октября, с Наркоматом финансов согласован Уставной фонд предприятия. И, наконец, 29 октября состоялась Государственная регистрация Всесоюзного института № 160.

Особые трудности Векшинский встретил при подготовке Постановления ГКО по развитию НИИ–160. Ему пришлось неоднократно обращаться к руководству НКЭП и Совнаркома. Помимо коротких писем, в которых рассматривалось возможное решение конкретных вопросов, он подготавливает более развернутые записки для заведующего отделом электропромышленности ЦК ВКП(б) А. А. Турчанина и заместителя председателя Совета по радиолокации при ГКО А. И. Берга. И если у них он находил понимание и поддержку, то в ряде наркоматов, от которых зависела работа НИИ, ему часто приходилось доказывать прописные истины: «Поймите, — убеждал он, — электронный прибор — это та пуговка, без которой костюм нельзя носить! Эта пуговка родилась из сложного переплетения новейших успехов химии, физики, электротехники и других наук. Для своего изготовления она требует десятки и сотни различных материалов, приборов, установок, станков».

Говоря о кадрах, он горячо доказывал, что производство электронных приборов, их расчет, конструирование и технологическое освоение требуют большой комплексной работы физиков, математиков, химиков, специалистов по стеклу, электротехнике, керамике, нефтехимии и десятка других специальностей.

Талант организатора, убежденность и настойчивость победили. 23 сентября 1943 г. Постановлением ГКО был определен профиль и направление развития Всесоюзного института № 160 и его опытного завода № 747 в области производства электронных приборов для всех видов связи, телемеханики и радиолокации, а также определены средства, формы и сроки этого развития в ближайшее время.

В Постановлении 28 пунктов, в них — что должен сделать каждый Наркомат для НИИ–160. Например, ГКО обязал Главвоенпромстрой выполнить работы по восстановлению, реконструкции и расширению института, включая строительство жилого фонда. По этому Постановлению лабораторный корпус № 8 должен быть полностью закончен к концу 1943 г., а на самом деле из 4–х этажей к осени 1944 года был сдан только один. Это лишило возможности перевести на территорию института лабораторию № 5, лабораторию профессора Александрова и спецбюро Векшинского, находящиеся в Москве, организовать лабораторию новых ламп дециметрового диапазона. К апрелю 1944 года планировалось восстановить 40 стандартных домов. Отремонтировали только 10, что не позволило создать нормальные бытовые условия для сотрудников НИИ и прибывающих специалистов. Одним из пунктов Постановления Наркомат электропромышленности обязывался в месячный (!) срок создать в НИИ специальное конструкторское бюро электровакуумного машиностроения. В двухнедельный (!) срок откомандировать с других предприятий НКЭП конструкторов. Но к середине 1944 года НИИ–160 не получил ни одного. Для организации специальной машиностроительной базы по изготовлению электровакуумного оборудования и инструмента полностью был подготовлен корпус, но не было оборудования для его оснащения.

В начале 1944 года Векшинский видит, что с дальнейшими задачами, связанными с производством ламп для радиолокации, справится его заместитель В. И. Егиазаров. Сам же он может продолжить начатые им в 1940 году работы по металлографическому исследованию сплавов. 5 мая 1944 года он сдает дела Егиазарову и начинает организовывать на МЭЛЗе на базе своего спецбюро лабораторию, ставшую впоследствии научно–исследовательским вакуумным институтом (НИВИ).

Преодолевая многочисленные организационные неурядицы, НИИ–160 медленно, но верно «вставал на ноги». На начальном этапе его научная часть состояла из 38 ИТР и 3–х техников. Но семена, посеянные первым директором, бурно прорастали. К середине 1945 года в научной части было 37 рабочих и 46 инженеров, а еще через год — 263 рабочих, 147 ИТР, 17 научных работников, имеющих ученую степень. В НИИ работало 27 подразделений. Были выполнены первые 9 ОКР.

В 1947 году комиссия МПСС (Министерство промышленности средств связи) обследовала деятельность НИИ–160 за 4 года. В своем докладе она отмечала: «В результате огромной работы, проделанной коллективом института, в настоящее время научная часть представляет собой первоклассное научно–исследовательское учреждение, способное вести почти любые работы конструкторского, технологического, химического и метрического характера, нужные для современной электровакуумной промышленности». В том, что НИИ–160 получил такую высокую оценку, немаловажная заслуга Сергея Аркадьевича Векшинского.

Быстрый поиск в разделе:  (Подробнее) Найти Отредактировать текст этой статьи? Подписка на новости Свежий выпуск каждый день! Ваш Email: Все статьи Экспорт статей с сервера QRZ.RU

Рейтинг читателей этой статьи Рейтинг 4.47 балла на основе 15 мнений Отлично  13 86% Хорошо  0 0% Потянет  0 0% Неприятно  0 0% Негативный  2 13%

Смотрите также

Комментарии

Обсуждение этой статьи - Скажите свое мнение!

Оставьте свое мнение

Комментарии 2

Обсуждение этой статьи - Скажите свое мнение!